3

Можно сказать, что всякое сколько-нибудь значительное откры­тие в какой-либо области, выходящее за пределы этой частной сфе­ры, обладает тенденцией превратиться в объяснительный принцип всех психологических явлений и вывести психологию за ее собствен­ные пределы — в более широкие сферы знания. Эта тенденция про­является в последние десятилетия е такой удивительной закономер­ностью, постоянством, с такой правильной однообразностью в са­мых различных областях, что положительно допускает предсказа­ние о ходе развития того или иного понятия или открытия, той или иной идеи. Вместе с тем эта правильная повторяемость в развитии различнейших идей ясно говорит с очевидностью, которую редко приходится констатировать историку науки и методологу, об объек­тивной необходимости, лежащей в основе развития науки, о необ­ходимости, которую можно обнаружить, если к фактам науки подой­ти тоже с научной точки зрения. Это говорит о том, что возможна научная методология на исторической основе.

Закономерность в смене и развитии идей, возникновение и гибель понятий, даже смена классификаций и т. п.— все это может быть научно объяснено на почве связи данной науки 1) с общей социаль­но-культурной подпочвой эпохи, 2) с общими условиями и закона­ми научного познания, 3) с теми объективными требованиями, ко­торые предъявляет к научному познанию природа изучаемых явле­ний на данной стадии их исследования, т. е. в конечном счете — с требованиями объективной действительности, изучаемой данной наукой; ведь научное познание должно приспособляться, приме­няться к особенностям изучаемых фактов, должно строиться со­гласно их требованиям, И поэтому в изменении научного факта всегда можно вскрыть участие объективных фактов, изучаемых этой наукой. Все эти три точки зрения мы постараемся иметь в виду в нашем исследовании.

Общая судьба и линии развития таких объяснительных идей

302

могут быть выражены схематически. Вначале лежит какое-нибудь фактическое открытие более или менее крупного значения, пере­страивающее обычное представление обо всей той области явлений, к которой оно относится, и даже выходящее за пределы данной част­ной группы явлений, где оно наблюдалось и было сформулировано.

Затем идет стадия распространения влияния тех же идей в со­седние области, так сказать, растягивание идеи на более обширный материал, чем тот, который она охватывает. При этом изменяется и сама идея (или ее применение), появляется более отвлеченная ее формулировка; связь с породившим ее материалом более или менее ослабевает, и она только продолжает питать силу достоверности новой идеи, потому что свое завоевательное шествие идея совершает как научно проверенное, достоверное открытие; это очень важно.

В третьей стадии развития идея, уже овладевшая более или менее всей данной дисциплиной, в которой она впервые возникла, частью измененная этим, частью сама изменившая строй и объем дисциплины, отделенная от породивших ее фактов, существующая в форме более или менее абстрактно сформулированного принципа, попадает в сферу борьбы дисциплин за господство, т. е. в орбиту действия тенденции к объединению. Происходит это обычно потому, что идея, как объяснительный принцип, успела овладеть целой дисциплиной, т. е. приспособилась сама, а частью приспособила к себе понятие, лежащее в основе дисциплины, и теперь выступает с ним заодно. Такую смешанную стадию существования идеи, когда обе тенденции помогают одна другой, мы и нашли в нашем анализе. Продолжая расширяться на спине тенденции к объединению, идея легко переносится в соседние дисциплины, не прекращая видоизме­няться сама, разбухая от нового и нового материала, но видоизме­няет и те области, куда проникает. В этой стадии судьба идеи все­цело связана с судьбой представляющей ее дисциплины, борющейся за господство.

В четвертой стадии идея опять отделяется от основного понятия, так как самый факт завоевания — хотя бы в виде проекта, защи­щаемого отдельной школой, всей сферы психологического знания, всех дисциплин,— самый факт этот толкает идею в развитии даль­ше. Идея остается объяснительным принципом до тех пор, пока она выходит за пределы основного понятия; ведь объяснить, как мы ви­дели, это и значит выходить за собственные границы в поисках внешней причины. Как только она вполне совпадает с основным по­нятием, она перестает что-либо объяснять. Но основное понятие логически не может развиваться дальше, иначе оно стало бы отри­цать само себя; ведь его смысл в том, чтобы определить область пси­хологического знания; выйти за его пределы оно не может по самому существу. Следовательно, опять должно произойти разъединение понятия и объяснения. К, тому же самое объединение логически предполагает, как показано выше, установление связи с более об-

303

ширной сферой знания, выход за собственные пределы. Это и со­вершает идея, отделившаяся от понятия. Теперь она связывает психологию с обширными областями, лежащими вне ее, с биологией, физикохимией, механикой, в то время как основное понятие выде­ляет ее из этих областей. Функции этих временно работавших вме­сте союзников опять переменились. Идея теперь открыто включается в ту или иную философскую систему, распространяется, изменяясь и изменяя, на самые отдаленные сферы бытия, на весь мир, и форму­лируется в качестве универсального принципа или даже целого ми­ровоззрения.

Это открытие, раздувшееся до мировоззрения, как лягушка, раздувшаяся в вола, этот мещанин во дворянстве, попадает в самую опасную пятую стадию развития: оно легко лопается, как мыльный пузырь; во всяком случае оно вступает в стадию борьбы и отрица­ния, которые оно встречает теперь со всех сторон. Правда, борьба велась против идеи и раньше, в прежних стадиях. Но то было нор­мальное противодействие движению идеи, сопротивление каждой отдельной области ее завоевательным тенденциям. Первоначальная сила породившего ее открытия оберегала ее от настоящей борьбы за существование, как мать оберегает детеныша. Только теперь, отделенная совершенно от породивших ее фактов, развившись до логических пределов, доведенная до последних выводов, обобщенная сколько возможно, идея, наконец, обнаруживает то, что она в дей­ствительности есть, показывает свое истинное лицо. Как это ни странно, но именно доведенная до философской формы, казалось бы, затуманенная многими наслоениями и очень далекая от непо­средственных корней и породивших ее социальных причин, идея на самом деле только теперь открывает, чего она хочет, что она есть, из каких социальных тенденций она возникла, каким классовым интересам служит. Только развившись в мировоззрение или приоб­ретя связь с ним, частная идея из научного факта опять становится фактом социальной жизни, т. е. возвращается в то лоно, из которого она возникла. Только став снова частью социальной жизни, она об­наруживает свою социальную природу, которая все время, конечно, имелась в ней, но была скрыта под маской познавательного факта, в качестве которого она фигурировала.

И вот в этой стадии борьбы против идеи судьба ее определяется примерно так. Новой идее, как новому дворянину, указывают на ее мещанское, т. е. действительное, происхождение. Ее ограничи­вают теми областями, откуда она пришла; ее заставляют проделать вспять свое развитие; ее признают как частное открытие, но отвер­гают как мировоззрение; и теперь выдвигаются новые способы ос­мыслить ее как частное открытие и связанные с ней факты. Иначе говоря, другие мировоззрения, представляющие другие социальные тенденции и силы, отвоевывают у идеи даже ее первоначальную область, вырабатывают свой взгляд на нее — и тогда идея или от-

304

мирает, или продолжает существовать, более или менее плотно вклю­ченная в то или иное мировоззрение среди ряда других мировоззре­ний, разделяя их судьбу и выполняя их функции, но как револю­ционизирующая науку идея она перестает существовать; это идея, вышедшая в отставку и получившая по своему ведомству генераль­ский чин.

Почему идея перестает существовать как таковая? Потому что в области мировоззрения действует закон, открытый Энгельсом, закон собирания идей вокруг двух полюсов — идеализма и материа­лизма, соответствующих двум полюсам социальной жизни, двум борющимся основным классам. Идея как факт философский гораздо' легче обнаруживает свою социальную природу, чем как факт науч­ный; и на этом кончается ее роль — скрытого, переодетого в науч­ный факт идеологического агента, она разоблачена и начинает участ­вовать как слагаемое в общей открытой, классовой борьбе идей; но именно здесь, как маленькое слагаемое в огромной сумме, она тонет, как капля дождя в океане, и перестает существовать сама по­севе.